В моей душе былого звона нет.
Безликих дней простые логоритмы
Ей навязали односложность ритмов 
И мудрого молчания обет.

А мудрость в том, чтоб не плодить сирот
В угоду поэтическому трансу,
Юродствуя и зная наперёд,
Что им судьба не предоставит шанса.

Как многим тем, родившимся в тени
Литературно-эмигрантской ниши,
Глухим, потёртым клавишам сродни,
Себя колоколами возомнившим.

И не таких глотал молох времён
С его неукротимым аппетитом. 
В моей душе зародыш умерщвлён, 
Да и грешить желание убито.

Откушав немецкие клётцки,
Задумав писателем стать,
Решил новоявленный Бродский
Мученья свои описать.

Как Бродский – не каждый может.
К тому же не всех подряд
С провинциальной рожей
Пускают в калашный ряд.

Уж если хандрить, то со вкусом,
Оригинально хандрить,
Под водочку с русской закуской
И этих, и тех карить.

Но, к сожаленью, и это
Было уже не раз.
Закончилась эстафета.
Не напечатан рассказ.

Отъемлимым став придатком,
Не в силах обиды забыть,
Он мечется принцем Датским,
Но знает, что лучше быть!

И быть, по-возможности, сытым,
Ругая издалека
Отчизны своей немытой
Холодные облака.

Как трудно себе признаться,
Что всем не по сердцу пришлись.
И здесь не попросят остаться,
И там без нас обошлись.