Всю ночь шёл тёплый летний дождь,
А утром грянула гроза.
Ей было очень невтерпёж
Рассвету мутные глаза
Промыть прохладною водой
Из туч, похожих на овец.
Забыв, что нынче выходной,
Пернатых разбудил творец.
И, голося наперебой,
Они и мне не дали спать.
Мы день, беспечный, как плейбой,
Решили с пения начать.
08.08.2015
Несовершенство бытия
Ещё никто не отменял.
И это понимаю я,
Да и сама не идеал.
И всё же хочется найти
Источник света и добра,
Чтоб не терять ориентир,
В душе не погасить костра,
Который греет изнутри,
Хоть я стыжусь его слегка,
Когда циничный говорит
Со мной о чувствах свысока.
Погас вчерашний феерверк,
И я себя на том ловлю,
Что нынче я Сибиллу Берг,
А не Тургенева люблю.
09.04.2016
Жил-был на свете птенчик.
Он очень был застенчив.
Сидел он часто взаперти,
Как будто кто-то запретил
Ему в жару и в стужу
Выглядывать наружу.
Но как-то раз тихушник
Влюбился по макушку
В молоденькую крыску
По имени Лариска,
Что по соседству с ним жила
И ненасытною слыла.
Она его узрела
И очень захотела
Его на ужин пригласить,
Не для того, чтоб угостить,
А чтобы недотёпу
Вместо дессерта слопать.
И вот влюблённый воробей
Явился к пассии своей,
Взъерошен от волненья,
Встал на одно колено
И клюв раскрыл, чтобы сказать,
Что счастлив в жёны её взять.
Лариска приоткрыла рот,
Не нежно, а наоборот,
И откусила ловко
Пернатому головку.
Он и чирикнуть не успел,
Как отлюбил и отсопел.
Мораль сей басни такова:
Не для фуражки голова
Дана птенцам зелёным,
Пусть даже и влюблённым.
09.04.2016
06.01.2015
Февраль дождями пишет прозу,
Свой ежегодный плагиат:
Про непогоду и артрозы,
Про опустевший серый сад.
Занудно пишет, не стесняясь
Избитых образов и и фраз,
Часами ритма не меняя,
Реалистично, без прикрас
Рисует мрачные картины
И депрессивно слёзы льёт.
И беспардонно, с кислой миной,
На нашу критику плюёт.
Ох, придётся мне, грешнице, чую нутром,
Стать предметом Бермудской клизмы.
Я лечу пить Гаванский ром
На обломках социализма.
Обошлось! Приземляюсь сквозь пух облаков.
Вижу – ждали, автобус прислали,
Но фасады угрюмых домов
Обновлять мне в угоду не стали.
Понимает смышлёный кубинский народ –
Не такая уж важная птица
Прилетела лечить свой бёрнаут,
Результат неразумных амбиций.
Первым делом меняю немного деньжат
На какие-то странные куки.
Кук – не кукиш, беру не брюзжа.
Здравствуй, Куба! Развей мою скуку.
Покажи la Гавану и el Малекон,
И природы нетронутой лоно,
Научи танцевать сальсатон,
Этот соус из тестостерона
С эстрогеном. И я допускаю вполне,
В ритмах зумбы, в томленьи бачаты.
Неподдельные страсти откроются мне,
Их животный исток и зачатье.
Пусть богиня Ошун наколдует мне сон
Обволакивая жёлтой лентой,
Отголоском далёких времён
С африканского континента,
Где любовь не порок, а соитье не грех,
Ритуальный экстаз – не безумье.
Окунуться б хоть раз без оглядки на всех
С головой в этот омут бездумья.
Но нельзя же себя и, наверно, смешно
Распускать до щенячьего писка.
И чуть-чуть погрустнев, я глазею в окно
Европейской примерной туристкой.
Воздух тоненькой змейкой дрожит над землёй,
Автострада в асфальтную складку.
Наш автобус летит к горизонту стрелой,
Обгоняя осла и лошадку.
А за окнами вечно-зелёная даль
И пожар ярко-красных акаций.
Силуэты беременных пальм,
Ключ для новых ассоциаций,
Почему-то печальными кажутся мне.
И в каком-то другом измереньи
Ощущаю себя, как во сне,
Путешественницей во времени,
Прибывающей снова на старый вокзал
В город серо-бетонного детства.
Эх, Гавана, застой и развал,
Никуда от Фиделя не деться.
От его оптимизма и веры в народ
И мудрейшего руководства.
А народ, хоть не пашет, не сеет, не жнёт,
Пляшет сальсу, пьёт ром и смеётся,
Курит сладкую травку и горький табак
Знаменитых своих самокруток.
Город тощих, голодных бездомных собак,
Попрошаек, калек, проституток
Не хандрит, утешая, встречает меня
Песней моря, небес акварелью,
Голосами живучего дня
И ночами хмельного веселья.
И уже всё равно, что здесь так и не так,
И уже поднялось настроенье.
Я сажусь в дребезжащий такси-кадилак,
Одного со мной года рожденья.
Он везёт меня в ночь – я хочу танцевать!
Понесло! Разошлась не на шутку.
И, наверное, снова могу совершать
Необдуманные поступки.
Возле каждой таверны толпится народ,
Чики вьются вокруг компаньерос,
Музыкант каждой нотой за душу берёт
И по кругу гуляет самбрера.
А кудрявый мальчишка, вертлявенький зад,
В пёстрой майке, в обтяжку брюки,
Пожилую туристку обхаживать рад
За коктейль или несколько куков.
Я плачу и пытаюсь ему объяснить,
Что в его не нуждаюсь услугах,
Чтобы шёл, как теперь говорят, он тусить
Со своей темнокожей подругой.
Вылетают игриво-пустые слова
Из вертлявых фарфоровых кукол.
Если попа красива, зачем голова?
Им бы тоже каждой по куку.
И худеет пузатенький мой портмоне,
И допита пиноколада.
Понимаю, за щедрость даруется мне
Эта сиюминутная радость:
Просто быть, иллюзорной свободой дышать,
Утонув в коллективном угаре,
Чтобы, глядя с небес, ликовала душа
У красавчика Че Гивары.
А под утро, прощая кураж и хмель
Мне, бредущей по Молекону,
Улыбнулась звезда голубая Ригель
Из созвездия Ориона.
Гавана, январь 2013
Как эта девочка танцует! –
Блестят пайетки в темноте,
Руками бабочку рисует
На первозданности холсте.
Самозабвенно, своенравно,
Перенимая сальсы такт,
Как будто это самый главный,
Необходимый жизни акт.
В глазах восторг и вдохновенье!
Её неловкий кавалер
Неподходящим обрамленьем
Немного портит интерьер.
То закружится, то взметнётся –
Деликеси, деликено.
Звонком из детства обернётся,
Где чёрно-белое кино,
И статуэтка на комоде,
И слоников послушный ряд,
А я порхаю в огороде,
Как балеринка, между гряд,
В короткой юбочке из кружев,
Ручонки в воздухе скрестив.
Как этот лебедь неуклюжий
Мил и по-своему красив.
Большой театр отдыхает.
Через забор глядит сосед:
«Артистка будет!», предрекает.
Артистке пять с малёхой лет.
Всё впереди и всё возможно,
Ни в чём не видится подвох.
У жизни перепитий сложных
Я не просила, видит бог.
Или не видит. Не позволил
Беспечной бабочкой порхать.
Сменялись танцы, платья, роли –
Что о несбывшемся мечтать.
Жизнь не споёшь под фонограмму.
То врось, то хором голося,
Мы все виним плохую раму,
В том, что портрет не удался.
Давно утраченную лёгкость
Сменила мудрая печаль,
Но ту наивную дурёху
Мне почему-то очень жаль.
За то, что не дотанцевала,
Что жизнь борьба, а не гульба,
И что поблажек не давала
Бескомпромиссная судьба.
Танцуй, красавица-кубинка!
Тепло течёт по жилам хмель.
Я в память глупой балеринки,
Тобой любуясь, пью коктейль.
2015 (Иллюстрация Лилии Григер)
Писать стихи совсем не сложно,
Хоть абсолютно невозможно
Оригинальностью блеснуть,
Какую б не затронул суть.
Идеи в воздухе витают –
Так наши классики считают,
И каждый норовит из них
Слепить романчик или стих.
И формы тоже не новее.
Все эти ямбы и хореи,
Или спондеи – всё равно,
Приелись авторам давно.
Сонет – Шекспир увековечил,
А Маяковский безупречно
Речёвкой детской рифмовал
И, вроде, не комплексовал.
Почти все жанры в кои веки
Открыли римляне и греки.
И в рифмах ныче шарму нет –
Их публикует интернет.
Прекрасно понимая это
Наимоднейшие поэты
Великой классике в урон
Не чтут метрический закон,
Иль, попросту его не зная,
Дай бог, коль сами понимают,
Рождают образы химер
Из ассоциативных сфер
Больного духа, а не слова.
Как жаль! И это ведь не ново.
А я, простите мне тактично
Признаний сих эгоцентричность,
Ритмичным словом дорожу,
С хореем в парк гулять хожу,
Его шагами вымеряю,
Свой крест любя и проклиная.
И долбит изнутри мой слух,
Как топчет курицу петух,
Одна навязчивая строчка
И не даёт поставить точку.
Пока ей пару не найду,
Я, кажется, с ума сойду.
Такие уж достались гены.
Слова вставляя в решето
Из пропусков и ударений,
Я тоже понимаю, что
Писать Онегинской строфою,
Такой прозрачной и простою,
Из строчек кружево плести
Уже не модно. Что ж, прости,
Меня придирчивый читатель
За передержанный товар,
Что обнаружился некстати,
Как в зоопарке динозавр.
Но, видно, я уже стара
И не Стравинский от пера.
2015
Сначала надо умереть,
Потом читатели полюбят.
Умерших слава не погубит
Недолговечностью своей.
Но если так на всё смотреть,
То надо гнать из жизни музу,
Высокомерную обузу
Антично-греческих кровей.
Пристала, как шальная вошь,
И мысли вредные внушает.
Собачка маленькая лает,
А чувствует себя большой.
Но ведь себе же не соврёшь!
Не гоже скромненькой фигуре
В калашный ряд литературный
С такой простецкою душой.
Так что, простите, что не член
Какого-нибудь там союза.
Зато не будет мне конфуза
Проситься в платный альманах
И, теша свой павлиний ген,
Читать словесные поделки
На эмигрантских посиделках,
Где в самых выспренних тонах
(Как будто кто-то их просил!)
Изгои в Герцена играют –
Культуру русскую спасают,
А возвращаться не хотят!
Но верят из последних сил,
Что им одним подвластно слово,
И пить до одури готовы
Самовнушенья сладкий яд.
Избави бог от неприличия
Кичиться манией величия.
08.12.2015